Гарпун для Акулы [= Живой щит ] - Сергей Зверев

Напоследок Серегин заехал насильнику сапогом в причинное место, произнеся:

— Женилка тебе ни к чему… Порезвился с малолеткой — отдохни…

Святой экзекуции не замечал. Он сам с удовольствием располосовал бы этих борцов за чистоту нации.

— Я умоляю… — просила женщина жгучей восточной красоты. — Не оставляйте нас! Вы уйдете, а они нас убьют! — Судя по паутине, застрявшей в волосах, женщина пряталась на чердаке или в подвале.

— Успокойтесь! Скоро милиция прибудет… — начал старший лейтенант, не в силах отвести взгляда от глубокого выреза на ее платье.

Женщина была само совершенство. Точеная гибкая фигура, огромные глаза под сенью густых ресниц — такие вдохновляли поэтов Востока.

— Милиция стреляла в нас! — выкрикнула красавица. — Останьтесь!

Ее слова эхом отозвались со всех сторон. Узбеки, русские, киргизы просили об одном: останьтесь. Они не верили своим партийным боссам, местным властям, милиции, ничего не предпринявшим, чтобы предотвратить избиение.

Святой вернулся к пленным.

— Куда их? — спросил сержант Голубев и выпустил кольцо табачного дыма.

— В расход! — с усмешкой ответил Серегин.

— Первому сообщили… Краснопогонники, а может, милиция заберет!

Внимание Святого привлек интеллигентного вида молодой человек, отличающийся от остальных погромщиков отрешенным взглядом, явно не крестьянскими руками, брезгливо поджатыми губами.

Тонкие черты лица могли бы сделать парня привлекательным, если бы не змеиная улыбка, кривившая губы.

— Смешно, парень? — кивнул Святой в сторону машины «Скорой помощи», принимающей очередные носилки с раненым.

— Отнюдь, — спокойно ответил интеллигент. Он достал из кармана рубашки темно-коричневый футляр, извлек из него очки, надел и, словно увидев все четче и яснее, с удовлетворением произнес:

— Я понимаю, вы старший из карателей?

— Что-то ты перепутал. Это вы каратели, а мы спасатели! — хлестнул словами Святой.

— Спасатели? Ну нет! — В очках парень выглядел как соискатель степени кандидата наук, уголки его рта сползли к подбородку. — Вы, русские, всегда считали нас людьми второго сорта. Уничтожали наш народ! Заставляли подыхать на хлопковых полях! Настало время освободиться! И нам с вами не по пути! Уйдите по-хорошему! Мы создадим великое государство тюрок! Вы, русские, доведены коммунистами до нулевого состояния! Ваш единственный шанс — принять ислам!

— Это ты во имя будущего великого государства кромсаешь единоверцев? По велению Аллаха насилуешь девочек?

Над стариком надругались, следуя заповедям пророка? — Святой ударил «идеолога» по щеке раз, другой. Не в силах остановиться, он как заведенный хлестал по физиономии местного доктора Геббельса. — Словоблудия тебе мало, профессор?! Человечины захотелось!

Спецназовцы насилу оттащили от него командира. Свалившиеся очки хрустнули под подошвой солдатского сапога.

Пожилая киргизка брела между полыхающими домами, не узнавая родной улицы, сгибаясь в поясном поклоне перед каждым солдатом.

Помни о смерти, познай самого себя, ни за кого не ручайся…

Надпись на камне в Дельфийском храме Аполлона

Рекомендованный для дальнейшего прохождения службы в подразделения Генштаба, старший лейтенант Новиков отбыл в Москву.

Транспортник приземлился, грузно шлепнувшись на бетонку закрытого военного аэродрома, расположенного в ближнем Подмосковье. У трапа лейтенанта уже поджидал насупленный представитель Генштаба. Майор с изрытым оспинами лицом недовольно буркнул:

— Опаздываем, лейтенант! Быстро в машину!

Ни огрызаться, ни оправдываться Новиков не стал. Устроившись на заднем сиденье «Волги», он наслаждался неброскими пейзажами среднерусской полосы, по которым так скучал в горах и пустынях.

Десятый отдел Генерального штаба занимался вопросами экспорта советского оружия, подготовкой военных советников и обучением иностранных военнослужащих тактике партизанской войны. Служить в «десятке» было престижно и весьма выгодно с материальной стороны. Отправиться куда-нибудь военным советником означало обеспечить себя на долгие годы жизни.

Впрочем, о выгоде лейтенант не размышлял. Среди высоких потолков, деловито снующих людей, сверкающих надраенных полов и прочего великолепия боевой офицер, привыкший к спартанским условиям казармы или какого-нибудь сборного домика модульного типа, чувствовал себя не в своей тарелке.

Хмурый майор пошушукался с дежурным, передал сопроводительные бумаги и сухо бросил:

— Новиков, еле дуйте за дежурным.

Старлея вели по бесконечным коридорам Генерального штаба. Сопровождающий был молчалив, но приветлив. Он то и дело оборачивался и ободряюще улыбался:

— Сюда, пожалуйста!

Дверь отворилась. Маленький кабинет. Ничего лишнего: обязательный портрет, стол, несколько стульев у стены, пепельница под хрусталь на втором столике с придвинутыми двумя креслами.

Сопровождающий вышел, и Новиков остался один. Устроившись в кресле, он поправил узел галстука, одернул мундир. Мелодичный звон боевых наград нарушил тишину.

Ждать пришлось недолго. Грузный генерал-майор с нездоровым, отекшим лицом и старый знакомый Банников с погонами полковника на плечах, переговариваясь между собой, вошли в кабинет.

— Товарищ генерал, — обращаясь к старшему по званию, начал Виктор, старший лейтенант Новиков…

— Садись! — остановил его генерал. — В кресло садись!

Сам он устроился за столом, предложил сигареты:

— Кури, лейтенант. Отвык небось от приличного курева-то?

Курево было поистине генеральским: «Данхил», лучшие сигареты в мире, как без излишней скромности заявлял поставщик английской королевы.

— Спасибо. После пайковых «Охотничьих» мне надо всю пачку выкурить, чтобы накуриться, — отказался Новиков.

— «Болотная смерть», — усмехнулся генерал. — Я ими сердце посадил. Из какой гадости их делают? «Планом» в Афгане не увлекался? — задал неприятный вопрос генерал-майор.

— Некогда было! — нахмурился Виктор.

— Расслабься, Новиков. Не напрягайся. Наркотиками особый отдел и военная прокуратура занимаются, — успокаивающе улыбнулся собеседник. Проблема, понимаешь ли, новая возникла. Попривыкали к разной дури в Афганистане. Завели моду обкуриваться перед рейдами… — Обвислые щеки генерала дрогнули, и желваки заплясали на скулах.

«Что ты знаешь, штабная крыса, про рейды! Когда спишь на камнях и задыхаешься от недостатка воздуха в высокогорье, когда идешь по размолоченному артиллерией кишлаку и ноги твои скользят на кусках человеческого мяса, когда силы на исходе, а нервы сдают, тогда закуришь. Все закуришь: анашу, гашиш… Кто тебе дал право осуждать сломавшихся на этой войне людей?»